Очень хороший рассказик, найденный на просторах дайр (не слэш!!!)
читать дальшеПойдём в подвал?
Авторы: Генри Лайон Олди,
Марина и Сергей Дяченко,
Андрей Валентинов.
– Пойдем в подвал? – спрашивал Карлсон.
Никакого пропеллера, как в мультике, у Карлсона не было. Если живешь в подвале, пропеллер ни к чему. Там летать негде. И штанов на помочах, в смешную клеточку, у Карлсона тоже не было. Он всегда ходил в длинной рубашке до пят, с кружавчиками у ворота. А ворот собирался в гармошку специальным шнурочком, отчего лицо Карлсона сразу делалось из обычно синюшного – темно лиловым. С пятнами угольного румянца на щечках. Приди Малыш на уроки в такой рубашке и без штанов, его бы, пожалуй, из школы выгнали. Одноклассники засмеяли. А мама неделю бы ругалась. Впрочем, мама ругалась бы год, наверное, а папа взялся за ремень, узнай они, что Малыш ходит играть в подвал с Карлсоном.
Хорошо, что Карлсона никто не видел.
В первый раз Малыш испугался. И ничего стыдного или смешного тут нет: любой испугается, если к нему прямо во дворе подойдет синий толстячок в девчачьей рубашке, заискивающе улыбнется и спросит:
– Пойдем в подвал?
– Не а, – замотал головой Малыш, когда это случилось впервые. Он тогда еще не знал, что хоть всю голову в клубок смотай, Карлсон все равно не отстанет. Такой приставучий уродился. – Мне нельзя в подвал. Мне мама не разрешает.
– Можно, – ласково погрозил пальцем Карлсон. – Тебе можно.
Он стянул шнурок у ворота, густо налился ежевичным соком и добавил, моргая:
– Тебе очень нужно в подвал. Мы там будем играть. Пошли…
Подвал оказался совсем рядом. Даже идти никуда не надо. Моргнешь раз, другой – и ты в подвале. Нет, сперва ты на лестнице: узкой, каменной, зажатой между облупившейся стеной, сплошь в ржавых потеках, и высоким бортиком из бетона. Ступеньки разного размера. Малыш всегда спотыкался на седьмой – щербатой, сколотой, какой то недоношенной – и чуть не падал вниз, на грязный заплеванный пятачок земли перед дверью. Хорошо, что Карлсон успевал схватить приятеля за плечо. Здесь нельзя было спотыкаться и падать. Просто спотыкаться – еще ладно, наверное, здесь каждый спотыкался, а вот падать – ни за что. Упадешь – и сразу случится что нибудь плохое. Будешь валяться, как дохлая кошка. Ну, эта, серая в полоску, которая тут вечно валяется.
Спасибо доброму Карлсону: поддерживал.
Правда, на плече оставался синяк, похожий на лапчатый кленовый лист.
Огромный замок на двери хрипел и колыхался, когда в нем ковырялись ключом. У замка было дурное настроение и простуженное горло. «Скажи: „А а а!“ – шутил Карлсон, подражая ухо горло носу, толстому дяденьке доктору из поликлиники, с круглым зеркалом на лбу, лечившему однажды Малыша от ангины. Позже, когда Малыш пообвыкся, Карлсон стал доверять ему самому вставлять ключ ложечку в глотку замку. „А а а! – веселился Малыш, подражая другу, и выходило громко, оглушающе громко, сотрясая все запертое нутро подвала: – А а а!..“
Замок сглатывал и открывался.
Дужки выходили из него розово слизистыми, топырясь двумя рожками.
В подвале отовсюду росли корни дома. Они сосали из стен пахнущую железом кровь – и ветвились, разбухали, выпячивались узлами стонов, влажно блестели заклепками. По узлам сгонов можно было подсчитать, сколько дому лет. Иногда корень лопался, из черного нутра шибало свистящим паром или струей жидкости. Карлсон часами мог принимать баню, отплясывая возле лопнувшего корня. А Малышу эта игра быстро надоедала, и он шел бегать по потолку с Гнилушкой.
Но это все произошло потом, когда Малыш привык.
В первый же раз они открыли дверь подвала, вошли в сплетение корней, вдохнули сырой, по особому щекотный воздух, и на этом подвал закончился.
– Малыш! – крикнула из окна мама. – Не сиди на земле! Простудишься!..
Малыш чихнул и выяснил, что действительно сидит на земле возле скамейки. Напротив оглушительно лаяла болонка Чапа, пятясь от него. Морда у собаки была испуганная. Кстати, с этого дня Чапа всегда заходилась лаем, встречая Малыша, и хозяйка Чапы, добрая старушка Вава, очень расстраивалась.
А соседский ротвейлер Дик, бешеная скотина, при виде Малыша начинал скулить.
В следующий раз Карлсон пришел на уроке литературы. Малыш только что дочитал у доски «Лукоморье» и собирался продолжить, но Марь Лексевна, классная руководительница, его остановила.
– Достаточно, – сказала она, намереваясь ставить в журнал пятерку.
– Что вы, Марь Лексевна! – расстроился Малыш. – Там дальше самое интересное. Там Руслан этого гада за бороду… и вообще. Вы, наверное, просто не читали дальше, вот и не знаете. Хотите, я расскажу?
Марь Лексевна поставила в журнал четверку, за «избыточную декламацию». «Садись!» – велела классная руководительница. Пригорюнившись, Малыш сел. Он размышлял, что руководительница вовсе не классная, а так себе, баба яга в жакете, и смотрел, как по проходу между партами к нему идет Карлсон. Толстенький, в рубашке до пят, синий и улыбчивый, Карлсон не привлекал внимания одноклассников. Марь Лексевну он тоже не занимал. Малыш подумал, что случилось бы, увидь руководительница толстяка без штанов, и заулыбался.
– Пойдем в подвал?
– Ага…
Если пройти по подвалу дальше, через пульсирующий коридорчик, где всегда кто то охал и вздыхал, можно было встретиться с Гнилушкой. Суставчатая, похожая на мокрицу с лицом испорченной девчонки, Гнилушка обожала шутки. Она гордилась своим чувством юмора. Особенно она любила свешиваться с потолка в самый неподходящий момент.
– Бу у у! – отрыгивала Гнилушка и хохотала басом.
Если правильно отскочить, быстро быстро взмахнуть руками и хрипло заорать в ответ – что угодно, лишь бы хрипло, – Гнилушка утаскивала тебя на потолок. Там вы принимались бегать взапуски: ты на четвереньках, потому что иначе падал вниз, а Гнилушка – как угодно. Она не падала, а если хотела спуститься, лезла по стене, шурша ножками, или выпускала из брюшка скользкий шнурочек, вроде того, что стягивал шею Карлсону.
Жаль, что бегать по потолку больше минуты не получалось.
Малыш постепенно научился ловить приближение конца игры. Он теперь не валился с потолка, больно ударяясь о бетон пола, а ловко спрыгивал. Когда хотелось еще побегать вверху, между узловатых корней, пугая трусливых крыс, снующих по корневищам, надо было попросить Гнилушку еще разок подкрасться. «Бу у у!» – ты отскакиваешь, быстро быстро машешь, хрипишь, и так далее. Только Карлсон предупредил, что увлекаться гонками не стоит. Иначе сам сделаешься суставчатым, со шнурком в брюшке, а лицо у тебя станет испорченное. Не обязательно как у девчонки, но испорченное, это точно.
Пока Малыш играл с Гнилушкой, Карлсон ловил падающих крыс и связывал им хвосты бантиком.
– Ермаков, ты заснул? – спросила Марь Лексевна.
– Нет, – ответил Малыш.
– Где ты вечно витаешь?
– В подвале, – тихо шепнул Малыш, стараясь, чтобы его не услышали.
В отдельном углу, под щитком с пробками, кнопками и рычажками, жили Теткодядьки. Они были голые и вечно боролись. Поначалу Малыш их боялся. Любой забоится, если голые и борются не до победы, а просто так. В углу стонало, хлюпало и охало. Там вздымалась манная каша, грозя сбежать из кастрюльки. Карлсон научил Малыша смотреть в этот угол искоса, мельком, делая вид, что Теткодядьки тебя вовсе не интересуют. Если пялиться на них в упор, сказал Карлсон, они решат, что ты свой, что хочешь к ним, но стесняешься, – и утащат тебя в угол. Будешь тоже голый. Будешь бороться. А если не станешь притворяться, что тебе с ними хорошо, Теткодядьки обидятся.
Чем опасна обида Теткодядек, он не рассказал, но Малыш и так поверил.
Смотреть искоса бывало интересно.
В третьем классе на Малыша взъелся конопатый Бутых. Здоровенный верзила со смешными рябушками на носу, Бутых спрятался в раздевалке и выскочил к Малышу исподтишка. Он ко всем так выскакивал, а к Малышу забыл. Вот вспомнил.
– Бу у! – рявкнул Бутых, состроив жуткую гримасу. Малыш подумал, что в подвале это смотрелось бы лучше.
А в школе, на переменке… Бутых, к сожалению, считал иначе. Так случается, когда люди расходятся во мнениях: один полагает, что сделанное им очень страшно и очень здорово, а второй не боится и не радуется. Удрученный тупостью Малыша, конопатый Бутых принялся вколачивать в него понимание доступными методами.
– Ты чего? – удивился Малыш, потирая горящее ухо. Было больно, но не очень. Разве что сидеть на полу оказалось холодно: из окна тянуло сквозняком. А еще Малышу стало жалко дылду Бутыха, который, оказывается, совсем не умеет играть. Тут Бутых, видимо, решил помочь Малышу встать. Ухватив жертву за лацканы школьного пиджачка, он скорчил очень страшную, на его взгляд, рожу и рванул Малыша на себя. Чтобы снова не упасть, Малыш ухватился за Бутыха. Заглянул снизу вверх в конопатое лицо.
– Пойдем в подвал? Поиграем? Как то само вырвалось.
А потом Малыш два раза правильно моргнул, и они вместе ушли на лестницу с разными ступеньками. Малыш впервые попал сюда без Карлсона. «Как же я дверь открою?» – подумал он. Но ключ с радостным воплем выскочил из трещины в бетоне, кувыркнувшись в руку Малыша. Бутых от неожиданности выпустил добычу, и Малыш мигом оказался возле двери, удачно перепрыгнув через нехорошую седьмую ступеньку. Замок на этот раз не стал кочевряжиться: сказал «А а!..», словно узнав гостя, и открылся.
Опомнившийся Бутых, видя, что добыча ускользает, сиганул следом. Через все ступеньки сразу. Дылда едва успел выставить руки, чтобы не расквасить нос о стену.
– Догонялки! – обрадовался Малыш и юркнул в гостеприимное нутро подвала. Позади громко топотал Бутых. А за
Бутыхом с удовлетворенным чмоканьем захлопнулась дверь. Пульсирующий коридорчик они пролетели быстро. Бутых даже не обратил внимания, где решил побегать. Главное сейчас – догнать нахального мальца. Догнать и отмутузить.
Чтоб знал.
Ныряя под сплетение чугунных, свистящих паром корней, Малыш заметил на потолке притаившуюся Гнилушку. Сейчас она!.. – в восторге подпрыгнуло сердце.
И Гнилушка оправдала ожидания.
– Бу у у! – басом прогудела Гнилушка прямо в лицо Бу тыху, свесившись с потолка.
Это у суставчатой мокрицы получилось куда лучше, чем у конопатого верзилы в раздевалке. Малыш впервые смотрел со стороны на проделки Гнилушки. Было очень весело. Давно он так не смеялся! И Бутых повел себя наилучшим образом. Упал на четвереньки, скорчил чудесную рожу и, пятясь, заорал:
– Ы ы ы ы!!!
Только не хрипло, а тоненько тоненько. И руками не махал. Жаль. Иначе Гнилушка утащила бы его на потолок и Бутых смог бы минуту там побегать. А так – не получится. Но это ничего, можно будет еще попробовать.
Малыш буквально по полу катался от смеха, наблюдая, как Бутых пятится прямиком в объятия Ухвата, притаившегося в старом шкафу. Ухват там жил поживал. Подкрадешься к шкафу, а он дверцы распахнет и схватить норовит. Глазищами крапчатыми сверкает, лапы тянет… Если увернешься – Ухват смешно подпрыгивает и скрежещет. А потом обратно прячется. Но если поймает, начинает щекотаться усами. Усищи у него, как у таракана, только больше в сто раз. И пока трижды ему лапу не пожмешь – не отпустит. А лапы колючие, шипастые…
Бутых пятился задом, и Ухват его, конечно же, схватил. От щекотки глаза Бутыха стали круглые круглые, как в муль тике. Его всего перекосило: наверное, очень щекотки боялся. Надо ему про лапу сказать…
Но сказать Малыш не успел.
– Это что за безобразие?! Прекратите немедленно!
Оказывается, Бутых по прежнему держал Малыша за лацканы пиджачка и при этом тоненько выл. Из уголка рта у конопатого тянулась ниточка слюны. А над ними обоими грозно возвышалась завуч Анна Васильна, в раздражении стуча по подоконнику указкой.
Бутых отпустил Малыша, упал на четвереньки, как в подвале, и резво ускакал прочь, продолжая выть на ходу.
За драку Малышу влетело. Хоть он был и не виноват. А Бутых еще долго бегал по коридору на карачках, подвывая и больно стукаясь головой в стены. Грозных требований Анны Васильны «Прекратить немедленно!» и «Бутыхов, перестань паясничать!» он вроде как не слышал. Потом из медпункта вызвали докторшу в белом халате, она с трудом подняла Бу тыха на ноги и куда то увела. Бутых не ходил в школу целый месяц. А когда наконец пришел, то стал меньше ростом и дергался невпопад. Теперь дылда все больше молчал и никого не задирал. С Малышом здоровался за руку, но тоже молча, глядя мимо плеча.
Со следующего года Бутыха перевели в другую школу.
Карлсон очень смеялся, когда Малыш рассказал ему эту историю. Прямо квохтал, как курица. И сделался лиловым, хотя шнурка вокруг шеи не затягивал. Очень жалел, что Бутых попался Ухвату, а не Щелкунам или Мокрошлепихе. Или Бледному Кружулику. Те бы его совсем разыграли.
– А это кто такие? – живо заинтересовался Малыш.
– Пошли в подвал? Знакомиться!
– Пошли!
Оказалось, в самой глубине подвала была еще одна дверь. С внешней стороны каменная, а с внутренней – кожаная, лоснящаяся и живая. Когда дверь открывалась, она чавкала. Малыш сказал ей, что чавкать при посторонних неприлично, но дверь зачавкала вдвое громче. Она так смеялась. Врезной замок здесь напоминал рот с острыми зубами. Зубами замок вцеплялся в косяк, когда дверь закрывали. А чтобы дверь открыть, надо было дернуть за торчавшее из стены ухо. Только не сильно, иначе дверь обижалась и могла укусить.
Это Карлсон так сказал, и Малыш ему сразу поверил.
– Замечательная дверь! – добавил Карлсон.
– Ага! – согласился Малыш.
Вообще подвал оказался куда больше, чем думалось поначалу. За следующие три года Малыш открыл для себя великое множество всяких комнат, коридоров, лестниц, тоннелей – прямо настоящий лабиринт. И друзей новых приобрел кучу. Кстати, оказалось, что подвал уходил еще на два три этажа вниз. Но на самое дно они с Карлсоном спускались редко: там было темно и скучно. Местами воды по колено. Жили там мрачные Топляки луп одыры и скукоженные Дренаже ры, похожие на сушеных летучих мышей. Играть они ленились. Если Карлсону удавалось их уговорить, то игры получались какие то однообразные, большей частью в «съем не съешь!», и быстро надоедали.
Зато на верхнем ярусе подвала было куда веселее. Тут имелись комнаты с кроватями скакунцами (они сами прыгали, как железные лягушки, скрипя пружинами!); попадались углы с захлопом, где так здорово играть в «хлоп шлеп» Щелкун, похожий на огромного черного кузнечика с дюжиной перепончатых лап, ловко щелкал Малышу орехи кусачками. Кусачки росли у него из ноздрей. Орехи непонятно где добывали Кружулики. Может, воровали. Чтобы они поделились орехами, надо было разрешить им себя закружулить. Малышу нравилось. Он часто кружулился за орехи.
А еще Карлсон показал ему свою домовинку. Там он отдыхал, уморившись от игр.
Однажды Малыш спросил у Карлсона, можно ли привести сюда друзей.
Карлсон задумался. Лицо его от мыслей пошло пятнами.
– А если им не понравится? – спросил он. И вдруг просиял – Води! Будешь как я. Ну, почти как я. Потому что у тебя нет шнурка и домовинки. Только води по одному. Тут не всем нравится.
Как кому то может не понравиться в подвале, Малыш не понимал.
Но скоро понял.
С друзьями не заладилось. Сашка Маленин отказался после первого раза, Захар Кононенко вообще не пошел. Только Янка Мааса, смуглая девчонка, которую перевели к ним в девятом классе, трижды ходила и говорила, что нравится. А потом и ей расхотелось. И дружить с Малышом расхотелось. Но Малыш не особенно расстроился. Он уже знал, что большинство людей – странные. Им в подвалах не очень то хорошо.
Когда по телевизору начали показывать фильмы ужасов, Малыш сразу понял: это комедии про подвал. Смешные.
Со временем Малыш вырос. Закончил школу, поступил в Университет. Получил диплом, пошел на работу. Женился. Хотя и не сразу. Его первой невесте не понравилось в подвале. И второй тоже. Зато с третьей все прошло превосходно! Когда их сыну исполнилось семь лет, мама и папа подготовили ему Большой Именинный Сюрприз: в этот день они впервые взяли его с собой в подвал.
Сын был в восторге.
Иногда Малыш водил в подвал сослуживцев и еще кое кого, например глупого пьяницу с ножом, который хотел поиграть с ним на троллейбусной остановке. И жизнь складывалась наилучшим образом.
А потом Малыш совсем вырос и даже состарился.
Однажды к нему пришел Карлсон. Давно не ходил, забыл, наверное, а тут взял и пришел. Малыш тоже давно не ходил. Все больше в постели лежал. Поэтому очень обрадовался.
– Пойдем в подвал? – спросил Карлсон.
Он смущенно дергал шнурок и старался не смотреть на Малыша.
– Ага, – улыбнулся Малыш. Старый, он сейчас помолодел, улыбаясь.
– Ты не боишься? – тихо спросил Карлсон.
– Не а, – расхохотался Малыш. – Это ведь наш подвал. Чего там бояться?!
Карлсон вздохнул с облегчением. И они ушли в подвал.