Ролевая по Yami no Matsuei

[Алекс Флекс]

Вводная:

Солнце только что село. Стрекотали кузнечики. Иногда были видны темные силуэты пролетающих птиц. Мир казался наполненным спокойствием и любовью.
Вдруг в воздухе буквально из ниоткуда начал расцветать огненный гриб. Он рос и рос, переливаясь от ярко-оранжевого до иссиня-черного. Скоро все небо уже было закрыто этим маревом.
Раздался высокий, почти на границе слышимости звук. Звук нарастал, становясь все громче и громче, громче и громче, громче и громче…
Затем все прекратилось.
Наступила тишина.
Гриб из огненно-черного превратился в туманно-серый, а потом и вовсе растворился в вечернем сумраке.
Солнце только что село. Стрекотали кузнечики. Иногда были видны темные силуэты пролетающих птиц. Мир казался наполненным спокойствием и любовью.

Вот только людей в этом мире больше не было…

Ролевая построена так, что желающие могут присоединиться к отыгрышу в любой момент игрового времени в качестве любого (кроме уже занятых, естественно) персонажей.
Если таковые желающие найдутся – пишите либо мне, либо хозяину сообщества.
Занятые персонажи: Мураки, Тсузуки, Хисока, Гушашин.
Ролевая, конечно же, яойная. В комментах могут быть НЦ-сцены и нецензурные выражения.

Порядок ходов:
Саки - Сузуки - Хисока - Ория - Мураки - Гушашн

запись создана: 29.01.2009 в 21:32

Comments

[Алекс Флекс]

- Поточнее? – Мураки улыбнулся и, легко поднявшись, обошел синигами сзади.
Руки легли на плечи, а нос потерся о мягкие волосы. Губы на мгновение обхватили мочку уха, затем скользнули по скуле и ненадолго прижались к уголку рта.
- Еще подробнее? – тихий шепот сопровождался несильным поглаживанием плеч.

[vinovatyi]

Это было то, чего Сузуки ждал и боялся с того самого дня, как впервые увидел эту вырезанную из стального льда фигуру, эти лунные глаза и мраморные пальцы… Мурашки пробежали по спине и все тело мгновенно закоченело. Сердце безумно забилось. Он не мог пошевелить рукой, не мог сказать ни слова. Когда горячие влажные губы обхватили его ухо, белая молния пронзила мозг и парализовала волю. Кожа стала одновременно болезненно чувствительной и непослушно бесчувственной. Синигами уже не слышал слов доктора. Он не двигался и молчал, наслаждаясь беспомощностью и слушая как бьется его собственное сердце.

[Алекс Флекс]

Брюнет напоминал ледяную статую. По крайней мере, реакции скорее можно было дождаться от глыбы замороженной воды, чем от него. Вот только жилка на белоснежной коже билась быстро-быстро.
Мураки приник к ней губами. Чуть приоткрыв рот, он провел по нежной коже кончиком языка, пробуя на вкус. Изучая. Наслаждаясь послевкусием.

[vinovatyi]

Сузуки не понимал что происходит.
Сознание кричало «Что ты делаешь!?», сознание вскакивало со стула, сознание отталкивало доктора и возмущалось.
Душа наслаждалась чувствами, которые сосредоточилось во влажной точке, плавно перемещавшейся по шее, душа стонала и изгибалась, душа тянулась и жаждала прикосновений.
А тело сидело на стуле, тело молчало, тело не шевелилось.

[Алекс Флекс]

Оторвавшись от шеи, доктор прижался ко рту и скользнул языком по губам, прося раскрыться и пустить внутрь.

Руки его уже блуждали по торсу, лаская через ткань поджарое тело, и пытались не то согреть прикосновениями, не то удержать на месте при попытке к бегству.

Т.к. стоять в таком ракообразном положении и одновременно пытаться поцеловать «тело» было крайне неудобно, то скоро он ебанулся об пол… Продолжая и в бессознательном состоянии мысленно целовать бесчувственный, но такой притягательный рот.

[vinovatyi]

От шеи точка концентрации чувств переместилась к губам. Чужие горячие руки гладили тело. Сузуки понимал, что от него требуется какое-то действие. Это осознание зародилось в душе, которая хотела ответить на ласку лаской. Оттуда оно переместилось в голову и стало понятно, что отвечать лучше не стоит. К тому моменту, как желание преобразовалось в нервный импульс оно уже содержало призыв к действию… а точнее к тому, чтобы вскочить со стула.

Сузуки резко поднялся, уронив стул и излучая недовольство ситуацией.
- Какого хрена ты делаешь?! – прохрипел он срывающимся от волнения голосом. Сердце продолжало бешено колотиться, обиженная душа стонала, а сознание начинало жалеть о своем поступке…

[Алекс Флекс]

Медленно распрямившись, но не отступая от вскочившего парня, Мураки прошептал ему на ухо, обдавая кожу теплым дыханием:
- Уточняю. Ты же сам просил, помнишь?..
Чуть отклонившись, человек в белом облизнулся.

[vinovatyi]

Такое уточнение нельзя было растолковать двояко…
- Но почему? – тихо, без напора спросил Сузуки. Почему-то это ни как не укладывалось в голове. Он не достоин жизни, он не достоин любви… Так было всегда. Почему же Мураки не хочет понять этого?
Точеное лицо, тончайшие волосы, глубокие глаза… этому человеку невозможно было отказать… но и согласиться было невозможно…

[Алекс Флекс]

Кадзутака ласково улыбнулся, пытаясь не думать о боли. Боль лишала возможности идти к цели, как он это делал обычно, окольными путями.

- Потому что ты мой, - просто сказал Мураки. – Ты предназначен мне. Ты – мой возлюбленный. Тот, кто мне предназначен самой Судьбой, хоть мы и родились в разное время. А от судьбы не уйдешь, сколько не пытайся – ты же видишь, это она свела нас снова вместе… - подушечки пальцев осторожно коснулись ключиц.

[vinovatyi]

«Судьба»… Сузуки ни когда не считал её справедливой и у него были на то свои причины. И вот она в очередной раз сыграла с ним оригинальную шутку. А ведь доктор был прав. Одни в целом городе, а, возможно, и на всей земле… Чем ещё, как не «проделками судьбы» это можно было назвать? Такие вещи не бывают случайными. Неужели придется в конце концов покориться судьбе?

Чужие пальцы бегали по ключицам.

Ни кто не видит его. Ни кто не укорит. Если один единственный раз сделать то, что хочется….

Сузуки прикрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь сосредоточится на приятных прикосновениях, вобрать их в себя…

[Алекс Флекс]

Пальцы скользнули по подбородку, поласкали скулу, дотронулись до щеки…
Это было здорово. Но все же не так, как должно было быть. Синигами соглашался с условиями, позволял касаться себя, но абстрагировался от ситуации – это казалось неправильным. Ведь он предназначен ему, но пока не сознает этого. Не хочет сознавать.
- Посмотри на меня… - Сузуки должен понимать, кто находится рядом, кому принадлежат ласкающие руки, чьи губы сейчас прикоснулись на мгновение к волосам.

[vinovatyi]

Сузуки открыл глаза, повинуясь скорее не голосу, а собственному желанию.
Больше не хотелось отстранятся, не хотелось бежать, а хотелось принимать то, что ему дают совершенно безвозмездно, и он принимал… просто принимал то, что ему давали… в этом же нет ничего плохого…
Сузуки все видел и понимал, но не принимал в происходящем активного участия… он боялся шевельнуться… потому что то, что он чувствовал, было слишком не похоже на все, что он испытывал раньше.

[Алекс Флекс]

Мураки ласкал кончиками пальцев лицо, наслаждаясь каждым прикосновением – ведь он так долго этого ждал… Темно-фиолетовые омуты затягивали, но он не станет торопиться – впереди много времени.

Осторожно провести по бровям, погладить переносицу, коснуться нежных щек, обвести пухлые губы – прикосновения могут рассказать гораздо больше, чем зрение.

Тем более что Кадзутака, к сожалению, не так и хорошо видит… Он может сказать, какое выражение на лице, но почувствовать – совсем другое. Ничто не может сравниться с пониманием того, что мышцы вокруг упрямого рта постепенно расслабляются, что кожа теплеет, дыхание учащается – даже мертвые могут оценить роскошь неспешной ласки.

[vinovatyi]

И Сузуки ценил эту роскошь. Ценил как умел – постепенно разжигаясь и обмякая одновременно.
«Почему мы не делали этого раньше?» - пронеслось в голове у синигами. Но это «мы» больше не поражало, а воспринималось как должное. Как будто бы «мы» были всегда…
Стоять на земле становилось все сложнее и Сузуки уже почти повис в объятиях доктора. Хотелось лечь, чтобы полностью расслабиться, но сказать об этом не было ни какой возможности – дыхания едва хватало на то, чтобы жить…

[Алекс Флекс]

Глядя в затуманенные глаза Сузуки, Мураки слегка улыбался. Сам он ощущал окружающее как никогда ясно, отчетливо: запоминая каждую секунду, наслаждаясь всеми ощущениями и просчитывая дальнейшие действия.
Еще раз проведя по щеке, доктор приобнял парня за талию и прошептал в самое ухо:
- На втором этаже есть очень уютные комнаты… Пойдем туда… - он подтолкнул синигами в сторону лестницы.

[vinovatyi]

Когда неприличные и наглые, но такие долгожданные слова коснулись слуха Сузуки, теплое волнение резкой струей обдало всё тело, и голова закружилась. Синигами лишь слегка кивнул головой в знак согласия и позволил увести себя на верх.

[Алекс Флекс]

Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой. Они казались бесконечными… Ведь Сузуки в любой момент может передумать, от еще не сломлен, он еще борется…
Посередине пролета Мураки остановился и снова принялся ласкать шею парня. Нельзя, чтобы сознание прояснялось: подушечки пальцев на ключицах, скольжение руки по затылку, губы на мочке уха. Такие прикосновения лишь дразнят, заставляют забыться, но ими никогда нельзя насытиться полностью – одна из первых премудростей любви, которую когда-то показал ему Ория.
Ория…
Единственный друг…
И первый любовник, многому научивший Катзутаку.

[vinovatyi]

Движение вернуло чувство реальности. «Что я делаю?» - пронеслось в сознании синигами. Но тут же его тело окунулось в новое море тепла и наслаждения. Мысль растаяла под жаркими прикосновениями доктора, так и не оформившись в сознании. Глаза подернулись прежней поволокой, а сердце забилось еще чаще.

[Алекс Флекс]

Обняв за талию, Мураки снова подтолкнул парня вверх. Еще пара ступенек. А вон и первая комната. Если он правильно помнит, то это роскошная спальня с огромной кроватью.
Впрочем, память у доктора была отменной, так что вряд ли он ошибался.
Рука забралась под одежду и коснулась обнаженной кожи. Такой мягкой, такой нежной, такой… теплой.
Кадзутака на мгновение зарылся носом в волосы – аромат, исходивший от Сузуки, свойственный только ему, кружил голову.
Цветущая сакура, бергамот, дым и сладости…

[vinovatyi]

Его тащат в спальню, а ему все равно… Его кожи касаются нежные пальцы, а ему… нет, не всё равно… Он этого хочет! Да, хочет. И пусть весь мир летит туда, куда он там летит. А он просто будет подчиняться своему желанию…
Сузуки резко развернулся в объятиях доктора и впился своими губами в его, пытаясь напиться… напиться навсегда, как пытается приговоренный к казни насмотреться на мир перед смертью. Он пил все того, чего не получил в жизни: пил заботу, пил любовь, пил страсть, пил понимание. Он вдыхал в себя тепло Мураки и движения становились всё более и более уверенными. Он не будет игрушкой в чужих руках… он просто будет любить.

[Алекс Флекс]

Ответные поцелуи возбуждали, заставляли тело потихоньку плавиться от желания.
Доктор осторожно подтолкнул Сузуки к кровати, одновременно лаская плечи.

[vinovatyi]

Сузуки понял, что сзади него стоит просторная кровать. Но падать на нее, поддаваясь легким намекам доктора, ему не хотелось. Он резко развернулся и теперь уже Мураки стоял спиной к кровати и уверенные руки Синигами подталкивали его к падению. «Подчинись мне, потому что я тебе не подчинюсь» как бы говорили эти целенаправленные движения.

[Алекс Флекс]

Кадзутака охотно опустился на кровать. Теперь его руки лежали на бедрах синигами, неспешно лаская их круговыми движениями. Скользнув чуть выше, он приподнял футболку и, склонившись, прижался горячими губами к бархатистой коже мускулистого живота.
Стояла тишина. Звенящая, заполняющая собой все тишина. Казалось, скажи кто-то из них хоть слово - мир рухнет, расколется на множество осколков, как упавшее зеркало.

[vinovatyi]

Ощутив ледяные губы на своем разгоряченном животе, Сузуки застонал, разрывая тишину и разбивая мир… разбивая свою прошлую жизнь – ту, какой она была до сегодняшнего дня. Он схватил доктора за запястья и резким рывком положил на кровать, прижимая руки блондина к постели. Сейчас он чувствовал себя сильным, как никогда, и способным на всё. Он чувствовал себя властелином положения и властелином своей новой жизни. И с этой уверенностью он нырнул в платиновые глаза, чтобы больше не выныривать из них.

[Алекс Флекс]

Мураки едва заметно усмехнулся – ему нравилась инициатива парня, нравилась его отзывчивость. Ведь трахать безвольное тело – мало удовольствия.
Доктор потянулся к алым губам, которыми никак не мог насытиться, не отводя взгляда от необыкновенных глаз в которых, казалось, жила вся вселенная.

[vinovatyi]

Когда Сузуки нырнул в платиновую глубину необычных глаз, ему открылась реальность чужой души. Новые необычные чувства от поцелуев и страстных прикосновений опьяняли как наркотик и осознание реальности мешалось с внутренними чувствами. Сузуки казалось, что он летит по блестящему серому коридору и стремиться достичь какого-то основания, которое поможет ему навсегда понять другого человека. Но основание далеко и он не может его достичь, хотя и стремиться, отвечая на поцелуи и лаская, пытаясь пробраться глубже, слиться, срастись…

[Алекс Флекс]

Мураки постарался высвободить руки – хотелось прикоснуться к желанному телу, раздеть, проследить каждую впадинку, вырвать стон наслаждения, почувствовать страсть…
Казалось, все вокруг исчезло… Собственно, почему казалось? Весь мир исчез, чтобы оставить их наедине.
Кадзутака, всегда подчинявшийся логике и фактам, почувствовал какой-то мистический трепет. Это была Судьба. Та, над которой он так часто насмехался, присваивая себе ее право решать.

[vinovatyi]

Сузуки почувствовал попытку доктора вырваться и сжал запястья еще сильнее. Он навалился на Мураки всем своим телом, вжимая в кровать. Он навалился на него всей душой, не давая ласкать себя. Он навалился на него всем своим разумом, разрушая понятия о привычном ходе вещей.

[St. Byron]

"Дзинь! В разбившееся окно влетело золотистое НЕЧТО.
Нечто именовалось Гушашином и немедленно спикировало едва не на головы целующимся на кровати.
- Эй! Вы чего это тут делаете! - и уже персонально к Сузуки: - А я-то его ищу, я-то его ищу... Немедленно вставай! Что тут вообще происходит?"

[Алекс Флекс]

Кисти мгновенно сжались в кулаки, а глаза сощурились.
Маленькая пернатая дрянь… Вот почему он не сдох вместе со всеми, а? Хотя, это еще не поздно исправить…
Руки дернулись, но захват был крепким, а тушка, лежащая сверху, отнюдь не легкой – явно сказывались все съеденные тортики.